Николай Капинос

Дар художника: как выпускник энергостроительного техникума стал иконописцем

Взгляд выхватил эти работы на выставке в Серафимовском храме Славянска — и они навсегда врезались в память. Эти иконы невозможно забыть: не только вы смотрите на них, но и они смотрят на вас. Оказалось, работы Николая Александровича Капиноса есть во многих храмах Славянска, а мозаики, украшающие их, — тоже дело его талантливых рук. Свой дар художника и иконописца Николай получил от Бога, нигде этому не учившись, и теперь в благодарность служит им Господу. Мы поговорили с художником о секретах мастерства и о том, что самое главное в работе иконописца.

Божий дар

Родился я и вырос в Славянске. Мои родители прошли непростой жизненный путь: раскулачивание, голод, Великую Отечественную войну. Отец был радистом, мать — медсестрой. После они отстраивали разрушенную войной страну.

Рисовать я начал в детстве. Нигде этому не учился. Откуда-то это пришло само. Закончил энергостроительный техникум, затем призвали в армию. Там оформлял кабинеты и написал первые пейзажи, получив в подарок от офицеров кисти и краски.

После армии работал художником на «Славкурорте» при территориальном совете управления курортами Донецкой области. Мы набирали мозаику из смальты — наружную, и из стекла — внутри помещений, в корпусах санаториев Донбасса до самого Мариуполя. Тогда это было модно. Позднее перешёл в группу эстетики завода «Химпром», год работал на Славянской карандашной фабрике художником. С кистью и карандашами не расставался в то время.

Если садился за работу, было твёрдое убеждение, что её сделаю. Непонятно откуда появлялись уверенность и понимание, что надо делать. Моим детям и внукам передался талант: сын рисует, внучка учится на скульптора.

Заочно окончил народный университет имени Крупской в Москве: получал задания, рисовал и отсылал работы на рецензию. В основном приходилось учиться самому, искать, читать литературу. Учился рисунку у известного художника Юрия Григорьевича Савченко: уже взрослым пришёл к нему на занятия в дом пионеров.

В 1990-х началось кооперативное движение. Мы с товарищем создали кооператив и одними из первых занялись производством славянской керамики с подглазурной росписью. Создавали вазы, сами разрабатывали модели, лепили, резали и запускали их в производство. Понемногу от нашего цеха научились все — весь город стал писать вазы. Плагиат наступал на пятки. Мы начали выпускать сервизы, затем перешли на группу садовых скульптур — их тоже начали делать первыми. Приходилось создавать всё новые и новые вазы, сервизы, цветочные кашпо, садовые скульптуры. Наш кооператив развивался и стал малым предприятием.

В то время я написал первую икону. Подарил её Воскресенскому храму на «Славкурорте», прихожанином которого был с 1991 года.

Скупил все книги в иконной лавке, прочёл и пришёл к вере

Как я пришёл в Церковь? С нами работал один человек, который настойчиво уговаривал идти в храм, но у меня внутренний протест брал верх. Однажды, проезжая вечером мимо Воскресенского храма, решил туда зайти — и увидел множество книг на полках иконной лавки. А у меня была страсть к чтению. Я скупил все книги — каждой по одному экземпляру, и начал читать.

Перед этим на меня произвела большое впечатление одна книга, купленная на рынке. Это была беседа буддийского учителя с учеником. Учитель рассказал ему притчу: журавль летел с юга и сел у колодца испить воды. В колодце жила лягушка. Она спросила журавля: «Где был, что видел?» Он говорит: «Летал много, видел много воды — моря, океаны». Лягушка спрашивает: «А как это — много? Как два моих колодца?» — «Нет, больше». — «Три? Четыре?» Журавль так и не смог ей объяснить. Она мерила всё тем, что её окружало, и не желала выйти за черту колодца, чтобы увидеть остальной мир.

Так и мы живём в ограниченной реальности и не хотим заглянуть за горизонты нашей жизни, будней, забот, не желаем думать о том, что где-то есть нечто большее — духовный мир. И я задумался: для чего сам себя ограничиваю, запрещая себе узнавать о чём-то? А вдруг там что-то есть? Начал интересоваться православием: читал, читал — и пришёл в Церковь. Люди приходят к вере по разным причинам. Кого-то приводит болезнь, какое-то несчастье. Я пришёл через ум. Раскрыл православные книги, а там — о другом смысле жизни, о любви как жертве, о воскресении и жизни после смерти. Задумался обо всём прочитанном, зашёл в церковь и больше оттуда не выходил.

Мозаики, аналогов которым в городе нет

Воскресенский храм на Славкурорте в 1990-х только начинал восстанавливаться — в советские годы были разобраны купол и колокольня, здание церкви не ремонтировалось. Мы, прихожане, помогали священникам, возводили колокольню и выполняли другие работы.

В 2000-х мы с напарницей Натальей вдвоём выложили на стене храма большое мозаичное панно «Воскресение Христово». Трудились над ним три года. Почему этот процесс такой трудоёмкий? Вместо дорогостоящей смальты мы использовали керамику. Каждый кубик мозаики, вставленный в раствор, со стороной всего шесть миллиметров изготавливался собственноручно, обжигался в высокотемпературных печах, красился. Это очень кропотливое занятие.

На вратах при входе в церковный двор, на арке — тоже наши работы: мозаичные иконы Господа Иисуса Христа и Божией Матери. Эти многоцветные работы стали знаковым событием для нашего города. Кроме нас в городе таким больше никто не занимался.

Ещё одна наша мозаика находится в Николаевском храме Ямполя — образ Николая Чудотворца высотой полтора метра. Мы постарались выписать камушками даже волосы! Издалека наши работы выглядят как написанные. Лишь вблизи можно рассмотреть, что всё собрано из мельчайших кубиков.

Сейчас мозаикой уже не занимаюсь: мой цех не работает, а кроме меня никто керамическую мозаику не производит. Заказывать же смальту — слишком дорого.

Чудо великомученика Пантелеимона

Однажды один человек попросил написать икону. Это был Почаевский образ Божией Матери. Получилось, вдохновило, и я начал писать иконы на заказ и просто для души. Бывает, смотришь на фотографию какого-то образа в интернете, и хочется его написать. Тогда сажусь за работу. Делаю это всегда с молитвой. Обязательно читаю тропари тем святым, образ которых собираюсь написать.

Основательно написанием икон занялся в 2014 году, когда в мой цех прилетели осколки снаряда, был повреждён трансформатор. Я был уже не в том возрасте, чтобы начинать сначала, да и финансов для восстановления цеха не было.

Много дарил икон храмам. Дома у меня мало работ. На выставку в Серафимовский приход смог привезти всего четыре. Остальные — в храмах, частных коллекциях. Уже написано более семидесяти образов.

С одной из первых моих икон, святого Великомученика Пантелеимона Целителя, связано чудо. Когда уже была закончена работа над ней, у моей супруги диагностировали рак. После анализов настало время ехать в клинику за результатами, чтобы узнать окончательный «приговор». Жена плачет, ноги ватные. Я, как мог, молился Господу всё это время и пообещал подарить эту икону храму. Приезжаем в больницу, а там говорят: «У вас никакого рака нет». Сегодня эта икона находится в Серафимовском храме Славянска. Для этой церкви я написал и другие образа.

Иконы Серафимовского храма Славянска, написанные Николаем Капиносом

Иконы «небесные» и «земные»

Пишу в стиле реализма. Мне он ближе, чем каноническая иконопись. С одной стороны, канонический стиль вернее, он более «небесный», а реализм — земные образы и линии. С другой стороны, канонов очень много — новгородский, византийский… Преподобный Серафим Саровский молился у иконы Божией Матери «Умиление», написанной не в каноне, и почил, стоя на коленях перед ней. Хотя изображение Богородицы на ней близко к реализму, она признана чудотворной. Совершаются чудеса и у икон, напечатанных на бумаге, написанных в разных стилях.

Писать предпочитаю на липовой доске. Она мягкая и мало поддаётся растрескиванию. Чтобы этого вообще не происходило, сзади делаю хвостовики из дуба. С течением столетий липовые доски тоже могут рассыхаться, но не так сильно, как, например, сосна, хотя её меньше трогает шашель. Липу же приходится пропитывать, специально обрабатывать. Мне попадались работы, написанные на кипарисе — иконы на тяжёлых досках, писанные на Афоне. Этот материал очень упругий. У нас, к сожалению, нет возможности делать доски из кипариса. Материал для моих работ заказываю в Киеве, там делают хорошие липовые доски.

Много реставрирую икон — люди приносят, просят. В основном это образа XIX века в плохом состоянии. Порой реставрация иконы — дело такое же трудоёмкое, как и написание нового образа. Недавно мне попала в руки Казанская икона Божией Матери 1898 года, напечатанная на тиснённом металле. Образ пришлось практически полностью переписывать: икона была обожжена, краски стёрлись, ликов не было видно. Радует, что люди просят восстановить такие иконы. Не просто хранят старинные образа у себя дома как реликвию, а хотят молиться, взирая на образ.

Реставрация икон XIX века

Дело всей жизни

Писать икону не менее сложно. На это уходит месяца два, а когда была ещё и основная работа в цеху, на один образ уходило около года. Подготовка доски занимает очень много времени. Уже месяц готовлю основу для двух икон. Одна из них — будущий образ святителя Нектария Эгинского. Это замечательный старец и чудотворец, в 2020 году отмечалось столетие с момента его кончины. Он исцелял даже от рака.

Доска обрабатывается особым образом для того, чтобы она никогда не подвергалась разрушению. Несколько раз пропитывается, её тыльная часть покрывается лаком. Затемняются торцы, лицевая сторона закрашивается фоном. На лицевую часть наклеивается паволока — специальная ткань. В несколько слоёв наносится шпаклёвка. Потом эта шпаклёвка полируется до подобия стекла, чтобы она стала идеально ровной и гладкой. Всё вместе вскрывается лаком, ещё раз пропитывается. Если необходимо, наклеивается позолота, на неё также наносится лак. Полируется, снова наносится слой лака. После каждого этапа подготовки доска должна полностью высохнуть. Лишь после всех этих работ можно приступать к написанию образа.

Самое главное в работе иконописца — молитва, зрение и любовь к своему делу. Материалы, от доски до лаков и красок, стоят сегодня очень дорого. Сегодня мне 65 лет, я пенсионер. Покупать материалы для работы приходится в долг. Написание икон на заказ едва покрывает эти расходы. Сегодня приходы бедствуют и не в состоянии платить за иконы много. Из других сложностей — нет отдельного помещения для работы. Пишу дома, жена страдает от запаха лаков, а мне без лака никак. Но писать иконы люблю и вижу, как эта любовь приносит свои результаты. Без иконописи не мыслю своей жизни.