Митрополит Митрофан: Христос не придёт в захваченный храм
Коллеги из «Союза православных журналистов» взяли видеоинтервью у митрополита Горловского и Славянского Митрофана в связи с десятилетием его архиерейской хиротонии. Публикуем фрагменты этого интервью.
Какой бы я сейчас ни дал ответ, он вообще никому даже не нужен, жёстче или лояльнее нужно быть [по отношению к раскольникам]. Посмотрите: когда мы с помощью силы отвечаем на силу, мы, по сути дела, остаёмся в контексте борьбы за какое-то место. Но в борьбе за человеческую душу мы проигрываем, потому что мы ведём себя точно так же, как те люди, которые захватывают храм, только у нас флаг другой.
Как это выглядело здесь, на Донбассе? Я хорошо помню историю, когда я ехал в Дебальцево, когда за него ещё шли бои: мне туда нужно было попасть в храм на службу. Я ехал через Артёмовск. Вот стоит здесь батальон, который называет себя «Святая Мария». У него на флагах изображена Божия Матерь, написано «Святая Мария», куча православной символики, всё вообще здорово — прям нимбы рисуй, иконостас ставь. Проезжаем нейтральную зону, выезжаем на ту сторону — там «Православная армия». Та же самая история, армия православная, флаг православный, Нерукотворный Образ нарисован. В итоге, по факту, у нас батальон «Святой Марии» воюет против «Православной армии». Анекдот? Это реальность, которую видели мои глаза и от которой болит сердце.
По сути дела, люди методы, принципы, способы ведения борьбы, полемики используют одинаково — названия разные. Если мы сегодня будем бороться с «Киевским патриархатом» теми же самыми способами, которыми «Киевский патриархат» борется с нами, чем мы от них отличаемся? Может мне кто-нибудь ответить на этот вопрос? Чего мы добьёмся в итоге? Да, у нас другое название. Мы будем называться «Московский», а они «Киевский», и будем биться, кто кого победит, у кого ресурсов больше.
Ключевой вопрос — чем мы от них отличаемся? Мы не можем действовать как не-Церковь. Мы не можем действовать как просто какая-то мирская организация, даже если при этом у нас есть какие-то ресурсы. Я снова вспоминаю то, что Спаситель сказал Своим ученикам: «У Меня есть двенадцать легионов Ангелов, я могу умолить Отца Моего Небесного… Но оставьте, ибо не ведают, что творят». То есть в какой-то момент мы сознательно идём на поражение своих прав, на самоуничижение. Когда тебя ударили в правую щёку, подставь левую. Совсем не потому, что мы не можем ответить. Совсем не потому, что у нас нет ресурсов.
Та же самая история с делом по Сретенскому храму. Если я сегодня дам клич — там тысячи людей соберутся, мы просто в этот храм войдём, никакой батальон их не остановит. Мы захватим этот храм, будем в нём служить, и никто нас оттуда не выгонит. Мы имеем на это право, это наша земля, это наша собственность. Но у меня тогда вопрос: чем мы отличаемся от тех людей, которые этот храм захватили? В таком случае между нами, по существу, нет никакой разницы. Эта позиция — проигрышная, невыгодная. Абсолютно невыгодная.
А как тогда жить? Мы живём в таком мире, что нужно выгрызать зубами, добиваться. Как ты будешь отдавать? Но в перспективе на пятьдесят, сто, двести лет — это единственная правильная позиция, потому что только так и может жить Церковь. И всё, что делается иначе, как показывает практика, потом разрушается, идёт в никуда. И при том, что мы сегодня проигрываем где-то, я считаю, что мы правильно поступаем в том случае, когда мы подражаем Евангелию и Христу.
У нас может быть двести двадцать храмов, или сто восемьдесят, или семьдесят пять, или девяносто один — мы ведём борьбу не за здания, не за имущество, не за храмы. Нам важно, чтобы люди ощущали и понимали, что там, где они находятся — это и есть Церковь, потому что она поступает по Евангелию, она следует за Христом даже тогда, когда ей невыгодно, когда ей трудно.
Это очень тяжело умом понять, это очень тяжело исполнять, потому что все привыкли, что когда у тебя что-то забирают, надо бороться. Я не осуждаю тех людей, которые борются за своё имущество, за свои храмы, за свои здания. Знаете, почему? Потому что они туда душу свою вложили. Там есть их копейка, они этот храм строили, ремонтировали, они в него ходили. Они там своих детей крестили, своих внуков. Им реально больно, когда этот храм отбирают, и там служат раскольники. Этих людей, которые бьются за храм, я прекрасно понимаю. Они бьются за свой дом. Людей, которые заплатили деньги, приехали просто порешать вопросы, я не очень понимаю. С какой бы стороны это ни было, это будет Богу неугодно.
Когда мы видим жуткие кадры захватов, противостояний, мне трудно сказать, что людям, которые бьются за этот храм, вообще этот храм нужен. Ну вот, они добились своего. А что они в этом храме дальше будут делать? Там же любви учат, смирению, прощению, доброжелательности. Что значит доброжелательность? Это когда я, встретившись с вами, желаю вам добра. Их вообще кто-то этому учит — желать добра человеку, с которым ты встретился? Они вообще понимают, о чём идёт речь? Для чего они в этот храм будут ходить? Зачем им это здание? Христос туда не придёт. Он придёт туда, где будет послушание Ему, где будет любовь, где будет верность. И мы об этом не должны забывать в пылу борьбы, полемики.
Я не ответил на ваш вопрос. Я понимаю, что нужно описать конкретные шаги, что нам делать, куда идти, где собираться, как добиваться своих храмов и своих зданий. Вот я за свой собор буду биться. Я не хочу, чтобы кто-то сюда зашёл, и в этом храме начал служить человек, которому вдруг так захотелось. Мне кажется, что я имею на это право, потому что я туда душу, сердце, руки, ноги, голову вложил, часть моей жизни, причём не самую худшую. Но я не думаю, что кому-то это интересно со стороны.
Я вижу этот вопрос сложным, потому что, с одной стороны, нам нужно поступать по Евангелию и быть готовыми к бедствиям, к лишениям и трудностям, лишь бы не отступить от Христа. Но с другой стороны, мои душа и сердце не переживут, если в этот храм придут люди, которым он не нужен, которые его разрушат, которые вообще к Церкви никакого отношения не имеют — они политики, им надо повоевать, покричать, повыступать, о чём-то поговорить.
Когда я смотрю на эту историю, я вижу и тех, и тех людей. Я вижу тех, для которых это душа и сердце, которые бьются за этот храм, потому что они без него умрут — и тех, кто просто хочет на этом попиариться, что-то доказать кому-то, а потом он вечером домой приезжает и пьёт кофе. Он что, пост соблюдает, утренние и вечерние молитвы читает, или для него важно, с какой совестью он утром проснётся и пойдёт в воскресный день к Чаше причащаться? На все эти вопросы нужно отвечать.
